Интервью с доктором Митченом Леви, буддистом и врачом Шестнадцатого Кармапы Ранджунга Ригпе Дордже

Когда Шестнадцатый Кармапа умирал,

один из его учеников, грустный, сидел у его постели.

Кармапа посмотрел на него с сочувствием, погладил по голове

и сказал: «Ты знаешь, во время умирания ничего не происходит».

Впервые я встретил Его Святейшество в мае 1980 года. У него был рак — Кармапа приехал в Америку, чтобы лечиться и проверить, нет ли у него метастазов. Рак был «дополнением» к сахарному диабету, которым он болел большую часть своей жизни. Я был его главным врачом. С точки зрения Кармапы, пребывание в больнице было обычным занятием, очередным опытом, проверкой, убьет его болезнь или нет. В каком-то смысле для него не было никакой разницы. С таким же успехом мы могли бы разговаривать о бульоне. С этого времени и до момента его смерти через год мы постоянно находились в необычайной атмосфере его великолепного и всеохватывающего присутствия. Даже когда он испытывал жуткую боль, тепло и ясность его ума оставались неизменными. Это было совершенно просто. Сколько раз я спрашивал: «Вы чувствуете боль в этом месте?» Его Святейшество только улыбался и неизменно отвечал: «Нет, здесь я ничего не чувствую». «А здесь?» — спрашивал я. Но он только отвечал: «Нет-нет, ничего здесь не чувствую». 

Мы вновь и вновь погружались в безграничность его ума. Кармапа никогда не «сужал» ситуации и не концентрировался на самом себе. Нечто подобное происходило, когда ученики спрашивали его о прогрессе в практике. Порой у них возникало впечатление, что они не продвинулись в ней далеко. Кармапа только улыбался им. То же самое происходило, когда мы спрашивали: «Вам больно?» Его Святейшество только улыбался, и мы погружались в то же пространство. Я думаю, общение с Кармапой было очень поучительным для всего медицинского персонала, связанного с ним. Мы все — как буддисты, так и небуддисты — знали, что для Его Святейшества не существовало никаких границ, даже в медицине, в делах, касающихся тела. Мы ни разу не услышали от Кармапы: «Да, мне здесь больно». Мы тревожились из-за этого и в то же время поражались.

С точки зрения Кармапы, пребывание в больнице было обычным занятием, очередным опытом, проверкой, убьет его болезнь или нет.

Процесс его умирания превратился в очередной инструмент работы для других и помощи существам. Мы были очарованы его подходом и одновременно дезориентированы: все, что происходило с ним и вокруг него, противоречило нашим ожиданиям. Мы удивлялись его теплу и постоянной заботе о других, которая не зависела от его собственных испытаний. Так продолжалось вплоть до самого момента смерти. Во время обследований я задавал Кармапе разные вопросы, а он отвечал только «да» или «нет». В конце он сказал: «Есть одна важная вещь, которую вам надо понять. Если я нужен здесь, чтобы учить существ, если у меня все еще есть работа, которую надо делать, ни одна болезнь меня не победит. Но если здесь я уже не нужен, то даже если вы привяжете меня, я не останусь на этой земле». 

Гонконг

Второй раз я встретил Его Святейшество спустя несколько месяцев, в Гонконге. Меня поразило, насколько сильно он похудел, ослаб и стал еще более больным. При этом он излучал все то же тепло. Перед нами лежал человек, определенно умирающий от рака, но Кармапа вел себя так, будто находился в больнице, чтобы удалить гланды. Каждый раз, когда я входил в его комнату, он улыбался и сиял. Тогда мой ум смущался. Я думал: «Минуточку, кто здесь о ком заботится? Ведь это он пациент, а не я». Мне хотелось сказать: «Вчера со мной произошло то-то и то-то». Вместо этого я смотрел на него и спрашивал: «Как вы себя чувствуете?» Кармапа улыбался и отвечал: «О`кей». Я спрашивал: «Вам больно?», а он начинал смеяться и говорил: «Нет, не сегодня». Это превратилось в повседневный ритуал, своего рода шутку, как будто Кармапа думал: «Раз тебе приходится воспринимать меня как какого-то больного, вот и выполняй свою работу. Мы оба будем делать вид, будто это происходит на самом деле».

Поведение Его Святейшества так же влияло и на остальной медперсонал. Застывшие представления работников больницы о том, как должен себя вести умирающий пациент и как он должен выглядеть, Кармапа напрочь опровергал и вел себя совершенно по-другому. Он просто находился там и делал то, что нужно было другим. В Гонконге я убедился на опыте, что состояние ума Кармапы остается неизменным, — он беспрерывно помогает тем, кто его окружает. Особенно он хлопотал о четырех молодых тулку, сопровождавших его. Он заботился о них с самого их детства в Сиккиме. Его Святейшество помогал им понять, что происходит. Он их воспитывал и обучал. Они все были примерно одного возраста, были готовы отправиться в мир и передавать Учение. В каком-то смысле он был их отцом — заботился об их развитии до самого последнего момента. Когда я попал в Гонконг, то задался вопросом: «Почему он умирает сейчас?» Я наблюдал, как Кармапа относится к четырем главным тулку Кагью.

Теперь наступал очередной этап в их образовании. Кармапа умирал. Это было совершенно естественно, он просто выполнил работу своей жизни. Молодые тулку говорили мне: «Ему еще столько нужно сделать». Тогда я подумал: даже если бы он прожил еще 15 лет и начал многие другие проекты, мы все равно в конце спросили бы: «Почему он умер именно сейчас?» Невозможно представить себе Кармапу, отправляющегося на пенсию. Кармапа привел молодых тулку к точке, откуда они самостоятельно могли отправиться в мир и учить. Теперь он подвергал их испытанию собственной смертью. Один из присутствовавших там Ринпоче позднее открыл мне смысл этой ситуации: «Если бы молодые тулку воспитывались в Тибете, они соприкасались бы со смертью беспрерывно. Но они росли в Румтеке, в Сиккиме, а сейчас живут на Западе и мало сталкивались со смертью». Кармапа умирал. Вначале мы не могли этого понять. Складывалось отчетливое впечатление, что он оттягивал свою смерть, давая возможность своим ученикам с ней примириться: они наблюдали за этим процессом и постигали его, чтобы позднее суметь с ним примириться. В Сионе (штат Иллинойс), где умер Кармапа, я понял, насколько сильно он заботился о своих тулку. Они были молоды. Обладая разной степенью постижения, в этой жизни они все еще были эмоционально молоды. Так начиналась новая ступень их развития.

Процесс его умирания превратился в очередной инструмент работы для других и помощи существам. Мы были очарованы его подходом и одновременно дезориентированы: все, что происходило с ним и вокруг него, противоречило нашим ожиданиям.

Сион

В третий раз я встретил Кармапу в онкологической больнице в Сионе, неподалеку от Чикаго. Как медицинский персонал, так и посетители больницы были совершенно очарованы им. Чтобы оценить это, нужно понимать, что персонал реанимационного отделения обычно не очень восприимчив. Эти люди все время видят смерть, и вид умирающих не производит на них сильного впечатления. Но даже они были глубоко тронуты поведением Его Святейшества. Большинство из них были христианами — не имели никакого понятия о буддизме, однако все называли Кармапу «Его Святейшество».  Не поддавалось пониманию, почему Кармапа не чувствует боли и не реагирует на то, что с ним происходит, как другие люди, попавшие в похожее положение. Все за него очень беспокоились.

Как вы знаете, перед смертью каждый Кармапа оставляет письмо, в котором описываются обстоятельства его следующего перерождения. Персонал тревожился по поводу этого письма. Это было любопытно. Если поначалу все заботились о том, что сегодня могут сделать для этого пациента, то потом все стали волноваться: «Он уже написал свое письмо?» Одна из медсестер как-то раз пришла ко мне и сказала: «Я очень беспокоюсь, что передача этой линии закончится здесь, в этой больнице». Напоминаю, что мы находились в Сионе, в Иллинойсе, очень христианском городе. Персонал не переставал говорить о сочувствии Кармапы и о его вежливости. Через несколько дней хирург Филипино Крисчен пришел ко мне и сказал: «Знаешь, каждый раз, когда я иду осматривать Его Святейшество, то чувствую себя совершенно обнаженным. Как будто он может посмотреть сквозь меня, и мне надо чем-то прикрыться». Он все время повторял: «Ты знаешь, Кармапа — необычный человек».

Все переживали нечто схожее. Сила его присутствия была удивительно велика, и люди были очень тронуты этим. Это было продолжением моего переживания, испытанного раньше в Нью-Йорке. Независимо от того, находился ли Кармапа в инсулиновом шоке или ел виноград, его ум оставался в одинаковом состоянии. Никто не мог этого понять. Ко мне приходили люди и говорили: «Ты знаешь, я христианин и не верю в буддизм, но я должен признаться, что Его Святейшество — необыкновенный человек». Они говорили это чуть ли не с чувством вины, не зная, как совместить собственную веру с опытом, появившимся у них в результате контакта с Кармапой. 

Дни проходили, и состояние Его Святейшества ухудшалось. Однажды произошло нечто, что, как сказали мне ринпоче, уже случилось в прошлом. В возрасте тринадцати лет Кармапа тяжело заболел. Врачи говорили, что ему осталось жить несколько часов, самое большое — сутки. Тибетские врачи никогда бы так не сказали, если бы у больного существовал малейший шанс на выздоровление. Однако Его Святейшество не обращал на них внимания и быстро выздоровел. Врачи не могли этого постичь, хотя в Тибете было проще принять такие вещи, потому что там знали, кем является Кармапа.

То же самое произошло в Сионе. Как-то раз во время обхода я увидел, что состояние здоровья Кармапы резко ухудшилось. Тогда я объявил, что у Его Святейшества осталось два, самое большее три, часа жизни. У него были все известные мне признаки. Тело перестало слушаться его. Возникли проблемы с дыханием, его рвало кровью, он кашлял, давление снизилось, несмотря на введенные лекарства. Опыт долгой работы с пациентами в критическом состоянии дает отчетливое предчувствие момента, предшествующего смерти. Ты видишь, какой нагрузке подвергается тело умирающего, и понимаешь, что он уже не в состоянии этого выдержать. Ты знаешь, что вскоре пациент сдастся. Именно это я чувствовал в то мгновение. Я сказал, что нам надо разбудить Кармапу, раз уж письмо настолько важно. Я вывел его из комы с помощью медикаментов. Тулку попросили, чтобы мы оставили их наедине с Кармапой. Через сорок пять минут они вышли и объявили, что он еще не намерен умирать. Он только смеялся над ними. 

Они сказали, что Кармапе не нужны сейчас никакие листы бумаги, потому что он не будет писать письмо. Я вошел в комнату, а он просто сидел на кровати с широко открытыми глазами. Его сила желания жить была невероятной. Он повернулся ко мне и по-английски сказал (а он знал только несколько слов на этом языке): «Hello, how are you?» В течение тридцати минут все жизненные силы Кармапы стабилизировались и кровотечение остановилось. Когда я вышел из его комнаты, ко мне подошел один из врачей и сказал: «Посмотри на мою руку». Вся его рука была покрыта мурашками. Я никогда не видел ничего подобного и полностью убежден, что Кармапа сам заставил себя вернуться. Я никогда не видел ничего  мало-мальски похожего на это событие. Интересной была реакция тулку. Они считали, что я паникую, когда говорю, будто Кармапа умирает.

Может быть, им просто не хотелось, чтобы Кармапа ушел. Однако я знал достаточно много. Я информировал их только о том, что происходит. Его Святейшество умирал. Я это знал. Весь персонал знал об этом. И именно тогда Кармапа проснулся и сел. Он открыл глаза и буквально выздоровел. Он наполнил свое тело желанием жизни. Казалось, я мог увидеть это желание, исходящее из его тела. Я больше никогда не переживал ничего подобного. Позднее Трунгпа Ринпоче сказал мне: «Теперь ты видишь, что бывает возможным!» Это выглядело так, будто бы кто-то выключил мониторы, поиграл с ними и включил их опять. Кровяное давление Кармапы вернулось к норме, и кровотечение остановилось, но примененные нами средства были тут ни при чем. Он просто повернул весь процесс и был здоров в течение всех следующих десяти дней.

Это выглядело так, будто бы кто-то выключил мониторы, поиграл с ними и включил их опять. Кровяное давление Кармапы вернулось к норме, и кровотечение остановилось, но примененные нами средства были тут ни при чем. Он просто повернул весь процесс и был здоров в течение всех следующих десяти дней.

После всего этого в больнице стали шутить, что ему самому надо писать свои диагнозы. Мы должны приносить утром книгу заказов и спрашивать: «Что мы можем сегодня сделать для вас?» Однако через десять дней кровяное давление Кармапы опять резко снизилось, и мы не могли повысить его никакими средствами. Я понял, что все очень плохо. Я перестал говорить, что он вскоре умрет. Я только посмотрел на тулку и сказал, что все очень, очень плохо. Они наклонились над Кармапой и повторили ему мои слова. У Его Святейшества было диссеминированное внутрисосудистое свертывание, так называемый синдром ДВС. Это означает, что под влиянием токсинов, выделяемых бактериями, активизируется целый ряд процессов, приводящих к возникновению многочисленных тромбов в мельчайших кровеносных сосудах и разрушению всех элементов свертываемости крови. Отсутствие этих элементов приводит к многочисленным кровоизлияниям и омертвению тканей и органов, в которых возникли тромбы. Поэтому я опять сказал: «Все очень плохо». На этот раз я обращался непосредственно к Кармапе. Он посмотрел на меня и попытался улыбнуться. В течение двух часов его тело совершенно перестало кровоточить. Давление вернулось к норме. Кармапа сидел на кровати и разговаривал. 

Тогда у отдела реанимации была почти целая «таблица результатов» Кармапы. Каждый обозначал пункты для него. Это стало действительно забавным. Пациент, больной раком, сахарным диабетом, с обширной инфекцией легких, после инсулинового шока. Такие никогда, никогда, никогда не возвращаются, а он… был здесь. Через день легкие Кармапы отказались работать — у него было тяжелейшее воспаление. Мы знали, что без искусственной вентиляции он перестанет дышать. Поэтому подключили аппарат на 36 часов. На следующий день рано утром Кармапа фактически умер. Мы четко видели это на мониторах. Импульсы ослабевали. Мы знали: смерти не избежать. Мы ничего не сказали ринпоче. Сердце Кармапы остановилось почти на десять секунд. Мы реанимировали его. Несмотря на проблемы с давлением, вернули к норме работу сердца, и состояние Кармапы стабилизировалось на 25—30 минут. Это выглядело так, будто у него был инфаркт. Потом давление совсем упало, и справиться с этим мы больше не могли. Хотя мы ввели ему еще лекарства, его сердце опять остановилось. Мы начали надавливать на его грудную клетку. Я знал: это уже конец. Я видел на мониторе его умирающее сердце. Я чувствовал, что мы должны сделать все возможное.

Мы продолжали реанимацию более 45 минут. Дольше, чем я обычно это делал. В конце концов я сделал ему укол адреналина. Реакции не было. Тогда мы полностью сдались. Я вышел позвонить ринпоче и проинформировать их о том, что Кармапа умер. Когда я вернулся в комнату, люди начали выходить. Его Святейшество лежал там неживым минут пятнадцать. Мы начали отключать приборы жизнеобеспечения. Вдруг я посмотрел на один из мониторов. Он показывал давление 140/80! Первой моей реакцией была мысль: «Кто опирается на прибор измерения давления?» Я просто знал: чтобы так подскочило давление, кому-то нужно было опереться на прибор. Иначе это было исключено. И тут медсестра вскрикнула: «У него есть пульс, у него есть пульс!» Один из ринпоче — тот, что был постарше — многозначительно похлопал меня по плечу, как будто говоря: «Это невозможно, но это происходит». Сердце Кармапы билось, его давление было 140/80. Я думал, что упаду в обморок. Никто не мог выдавить из себя ни слова. Это был момент, когда произносится: «Это невозможно, это просто невозможно».

Многие вещи происходили в присутствии Кармапы, но это было самым невероятным. Это была не просто необыкновенная случайность. Все произошло через час с того момента, когда остановилось сердце Кармапы, и через пятнадцать минут после того, как мы остановили реанимацию. Я побежал звонить Трунгпе Ринпоче и сказал ему по телефону: «Кармапа жив! Я не могу разговаривать. До свидания». Я подумал, что Кармапа вернулся еще раз, чтобы проверить, действительно ли его тело уже не в состоянии дальше поддерживать сознание. Он находился под влиянием валиума и морфия, эти средства отключили его от тела. Мне казалось, он вдруг понял, что его тело перестало работать. Поэтому он вернулся проверить, функционирует ли оно еще или уже нет. Возвращающаяся сила его сознания заново начала весь процесс. Это только впечатление моего простого ума, но именно это чувствовалось тогда в комнате. Работа сердца и кровяное давление еще удерживались в течение каких-то пяти минут. Потом Кармапа увидел, что его тело больше не функционирует, что оно уже не может служить ему — и покинул его. Он умер. 

Трунгпа Ринпоче приехал в больницу, не зная, жив Кармапа или нет. Мне пришлось сказать ему, что он умер. Это было все. Возвращения Его Святейшества были прекрасны. Даже умирая, он не переставал поражать западный медперсонал. В течение 48 часов после смерти его грудная клетка на уровне сердца была все еще горячей, а кожа оставалась эластичной как у живого человека. Вот так это произошло. Все время, когда я был рядом с Его Святейшеством, у меня было впечатление, которое я запомнил как поучение: важно не реагировать на собственные импульсы, а держать сердце и ум открытыми, направленными на нужды других.

Источник: http://www.buddhism.ru/